Там же мясорубка, возникла мысль. Мунлайт, видимо, пришел к тому же выводу. Шагнул вперед и окликнул:
— Эй!
Мужик пригнулся, словно это могло спасти его от выстрела в спину, и побежал.
— Стой, — крикнул Мун. — Погоди, как тебя… Да не тронет тебя никто.
Беглец уже не верил словам. Вообще ничему не верил, кроме собственного страха. А страх говорил, что трое незнакомцев выстрелят в спину, потому что не могут отпустить. Страх нашептывал, что здесь нет ничего, кроме смерти. Страх орал, напоминая про Тяпыча и Бродягу. Не дай бог когда-нибудь поддаться такому страху, впасть в панику.
— Стой! — рявкнул Мунлайт. — Там…
Договорить он не успел. Мужик петляющим, каким-то заячьим скоком пронесся несколько сотен метров. В очередной раз споткнулся, видимо, понимая уже, куда попадет в следующий миг. А может, и не понимая, а окончательно обезумев от страха.
Фигурка в кожаной куртке споткнулась, начала падать, но не упала. Ее подкинуло, завертело… Я отвернулся, зная, что ничего хорошего там не увижу. Мунлайт тоже опустил взгляд. Только Хлюпик, бледный как смерть, таращился на человека, попавшего в мясорубку. Я мог бы посоветовать ему не смотреть, но такие советы не действуют, по себе знаю.
Мясорубка действовала безотказно. Дикий крик смешался с хрустом ломающихся костей. Хлюпик дернулся. Бледное лицо исказила отчаянная гримаса. Он рванулся вперед. Я резко выставил руку, останавливая от глупой выходки.
— Ему никто ничем не поможет.
Хлюпик издал странный гортанный звук, дернулся и притих. Я убрал руку. Он больше никуда не рвался, словно из него выдернули стержень, на котором держалась если не основа мировоззрения, то что-то очень важное. И, кажется, впервые за все время нашего знакомства он молчал. Не потому, что его заткнули, а потому, что слов не было.
Дикий нечеловеческий вопль давно стих. Зона притихла, шуршала только какими-то своими, привычными шорохами. Я хлопнул Хлюпика по опущенному плечу. Держись, парень, это только начало.
Мунлайт присел рядом. Дернул травинку и принялся задумчиво жевать кончик. Доиграется он когда-нибудь с этим сеном. Сталкер, впрочем, моего пессимизма не разделял. Не прошло и минуты, как он замурчал себе под нос «Moonlight and vodka».
— Что это было? — сдавленно просипел Хлюпик.
Я посмотрел на Муна. Надеюсь, мне объяснять ничего не придется.
— Мясорубка, — пожал плечами Мунлайт, оборвав пение. — Ботаники говорят «гравитационная аномалия». Там внутри какие-то физические завихрения происходят. Человека либо рвет, либо расплющивает. Мне подробности неинтересны. С аномалиями, как с бытовой техникой. Среднестатистическому человеку плевать на то, как действуют микроволны. Ему достаточно знать, на сколько минут сунуть в микроволновку тарелку с супом, и еще полезно знать, чего в СВЧ совать не надо. А все остальное не имеет ни смысла, ни значения.
В этом я с Муном согласен. Ковыряться в физических принципах действия аномалий — никчемное занятие. Это то же самое, что, будучи приговоренным к смертной казни, начать изучать принцип работы электрического стула. Будешь ты знать, как он действует, или нет — это ничего уже не изменит.
Хлюпик немного успокоился. Во всяком случае, глаза хоть и полны скорбью, но уже не шальные. И на лице появились какие-то оттенки, кроме бледно-серого.
Я оглянулся назад. Никого и ничего. Даже треклятых собак не видно. Видимо, мясорубка их вспугнула.
— Ладно, пошли, — скомандовал я. — Я первый, Мунлайт последний.
— А я?
Головка у коня. Я скрежетнул зубами, проглотив неприятный ответ. Не стоит на него сейчас наезжать. Ему и без этого не весело. Перегибать палку тоже не надо.
…два, три. Выдох.
— А ты, как обычно, — буркнул я и пошел туда, откуда двое только что не вернулись, а один предпочел сбежать в мясорубку.
Лаборатория Сахарова напоминала небольшую, но неприступную крепость. Войти внутрь можно было только в том случае, если этого пожелает хозяин. Врата его бункера открывались исключительно автоматически. Я со злорадством подумал, что если автоматику переклинит, то старый мозгосос останется в своей лаборатории навсегда. Руками дверь не сдвинуть никогда. С тем же успехом можно вручную взламывать бомбоубежище.
Вокруг лаборатории, как по законам средневековых фортификаций, высился забор с массивными воротами. Ворота, правда, давно снесли, зато окрест вместо крепостного рва хлюпало болото. И помянутые «кадавры» уж если начинали шалить, то любой случайный человек устремился бы в лабораторию не для того, чтобы взять ее штурмом и вытряхнуть бюджетные сокровища, а чтобы смиренно просить защиты.
Сахаров казался гостеприимным. Пускал к себе практически любого, давал временный приют, скупал артефакты по полной цене, приторговывал оружием, обещал приличные деньги за простые, на первый взгляд, услуги. Он даже расставался с обещанным весьма охотно. Вот только напускная простота выдаваемых им поручений поставила крест далеко не на одном десятке жизней.
Впрочем, к Сахарову я заходить не собирался. И «Янтарь», и лабораторию лучше обойти стороной. Как там народ говорит: «умный в гору не пойдет, умный гору обойдет». А народ у нас мудрый, к нему полезно прислушиваться.
Я забрал в сторону, обходя обнесенную забором лабораторию. Оглянулся украдкой. Хлюпик топает почти след в след, но пыхтит, как паровоз. Видно, устал. Мунлайт идет задумчивый и сосредоточенный. Интересно, понял мой маршрут или до сих пор гадает о моих планах и неведомом Сахарове? Ладно, пусть гадает. Пока он ведомый, выбор маршрута — не его забота, а там поменяемся.